Очевидно, что обвинения Сталиным союзников в вероломстве, которые он не раз высказывал им на протяжении войны, были ненапрасными. Получалось также, что расчёты Гитлера, а затем Гиммлера на вооружённое столкновение между союзниками по антигитлеровской коалиции не были столь уж химерическими.

Прилагая максимум усилий для того, чтобы предотвратить обострение отношений с союзниками, Сталин не спешил делиться с ними ни сведениями о самоубийстве Гитлера, ни данными о готовности Геббельса и Бормана капитулировать прежде всего перед Советским Союзом. Сталин не стал тогда поднимать историю о попытках союзников заключить сепаратный мир, их тайных переговорах с агентами Гиммлера. Не стал он предавать огласке и полученную им информацию о борьбе за власть в нацистских верхах в дни агонии Третьего рейха, когда Геббельс, Борман и другие противники Гиммлера неожиданно обратились за поддержкой к СССР.

Стараясь использовать нацистских руководителей даже после их смерти для того, чтобы сохранить после войны сотрудничество между великими державами, Сталин и другие руководители советского правительства настаивали на немедленном аресте и суде над оставшимися в живых главарями Третьего рейха.

В то же время, видимо, тайны последних дней существования Третьего рейха, интересовали руководителя Советской страны, внесшей решающий вклад в победу над гитлеровской Германией. Вероятно, это было главной причиной того, что осенью 1945 г., находясь в отпуске и едва оправившись от инсульта, Сталин пригласил на свою дачу в Сочи генерала армии Чуйкова. Нет сомнения в том, что подробный рассказ Чуйкова о ходе переговоров с Кребсом (а через телефонную связь и с Геббельсом) позволил генералиссимусу узнать те детали этой встречи, которые не зарегистрировала бесстрастная стенограмма (например, два возвращения Кребса к Чуйкову после прощания, эмоциональное состояние немецкого генерала и т. д.).

Нет сомнения в том, что проницательный советский руководитель разгадал многие хитросплетения борьбы нацистских пауков в той банке, в которую превратился гитлеровский бункер. В то же время очевидно, что подтверждение правды потребовало бы признаний со стороны эсэсовцев, вырвавшихся 1 мая 1945 г. из окружения советских войск. Однако Сталин знал, что все эти люди находятся за пределами советской зоны оккупации Германии и, возможно, сотрудничают с западными союзниками. Главная политическая задача для Сталина в это время состояла в том, чтобы любой ценой сохранить хотя бы остатки того сотрудничества с США и Англией, которое сложилось в годы войны, и сберечь мир, столь необходимый для восстановления разоренной Советской страны. Даже о наличии под командованием англичан целых немецких дивизий, вооружённых до зубов и готовых напасть на нашу страну, Сталин не стал громогласно заявлять за пределами стен Потсдамской конференции. Тем более не было практического смысла поднимать вопрос о том, как была сорвана капитуляция в Берлине после 1 мая 1945 г. и каким образом ушли из жизни Геббельс, Борман, Кребс и Бургдорф.

В значительной степени поэтому на долгие десятилетия сохранилась внутренне противоречивая и очевидно ошибочная версия о внезапном отказе Геббельса и Бормана от согласованной с ними капитуляции Германии и самоубийствах в бункере или неподалеку от него 1 мая 1945 г. Однако жизнь требует восстановления исторической истины во имя более глубокого понимания тех общественных процессов, которые породили нацизм и привели его к власти.

Фурсов А. И

СЕРЫЕ ВОЛКИ И КОРИЧНЕВЫЕ РЕЙХИ

1

Время идёт, и чем дальше в прошлое уходит война, тем больше загадок и тайн. В традиционном нарративе о войне образуется всё больше дыр. Растёт число вопросов. Кто был главным поджигателем войны? Противоречия каких стран сыграли решающую роль в возникновении Второй мировой войны? Какую роль, сыграли британцы и американцы в приводе к власти Гитлера? Кто виноват в поражениях Красной армии летом 1941 г.? Почему «союзники» так долго тянули с открытием «второго фронта» и каковы были главные условия этого открытия? Готовилось ли руководство Третьего рейха к «жизни после смерти», к существованию в виде тайной глобальной сетевой структуры «Четвёртый рейх» и если да, то с какого момента и как? Кто создавал Четвёртый рейх? Какова судьба вождей Третьего рейха — действительно ли погибли те, кого официально объявили погибшими?

На часть этих вопросов пытаются ответить авторы книг, которые находятся в центре нашего обзорного эссе, выступают его организующим центром, своеобразным магнитом. Сразу предупрежу читателя — книг не узконаучных, т. е. написанных людьми, формально не относящихся к науке как институту в социологическом и ведомственном смыслах слова; авторы — журналисты, занимающиеся аналитикой. Но, во-первых, это не значит, что мы не имеем дело с рациональным исследованием — профессиональная аналитика не хуже, а нередко лучше и точнее социально-исторической науки. Во-вторых, последняя проблемами, о которых пойдёт речь, заниматься не любит. Об этом явлении, о его причинах имеет смысл поговорить, прежде чем перейти к разговору о книгах и той реальности, которую они отражают — как говорил непопулярный сегодня Ленин, тот, кто берётся за решение частных вопросов без предварительного решения вопросов общих, будет на каждом шагу натыкаться в решении частных вопросов на эти нерешённые общие.

К сожалению, официальная наука, та, которую англосаксы называют «conventional science» [91] ' или «conventional scholarship» [92] ', мало занимается острыми вопросами, делая вид, что официальные схемы и интерпретации в главном бесспорны, а дискутировать можно только по поводу деталей, мелких частностей. Причины очевидны. Во-первых, сама наука в её нынешнем состоянии и её организационных формах — структура довольно ригидная и иерархическая; пересмотр, тем более кардинальный, схем, которые подаются в качестве незыблемых и в подтверждение которых написаны тонны диссертаций, обесценивает или, как минимум, ставит под сомнение и написанное, и иерархию. И может вскрыться: король-то голый — кандидат «А» вовсе не кандидат, а недоросль, доктор «Б» вовсе не доктор, а двоечник, академик «В» — в лучшем случае продвинутый семиклассник.

Во-вторых, наука — только в идеале поиск истины. Когда-то в «Зияющих высотах» А.А. Зиновьев заметил, что современная наука не есть сфера человеческой деятельности, участники которой только и заняты поисками истины. Помимо научности в науке содержится и антинаучность, которая нередко выглядит более научно, чем научность; антинаучность, согласно А.А. Зиновьеву, паразитирует на научности и соотносится с ней как сорняк и культурное растение. Сам факт существования антинаучности объясняется тем, что наука — массовое явление, управляемое социальными законами. В реальности же это один из организованных способов «жизнедеятельности множества людей, добывающих себе жизненные блага и добивающиеся жизненного успеха (известности, степеней, званий, наград)» [93] , а формальная основа этого способа — деятельность, именуемая научной; формальная — поскольку «лишь для ничтожной части этих профессионалов научное познание есть самоцель» [94] . В связи с этим, фиксирует А.А. Зиновьев, третье, и, пожалуй, главное препятствие на пути научного познания социальных объектов — гигантская армия людей, профессионально занятых в сфере науки. Парадокс? Отнюдь нет. По достижении определённого количества занятых лиц в любой организации происходят качественные изменения: мало того, что всё большая часть работы выполняется всё меньшим числом сотрудников, т. е. нарастает балласт, который социально играет всё большую роль, а его представители часто выталкиваются на руководящие должности со всеми вытекающими последствиями. Но, главное, на смену реализации содержательных, сущностных задач приходит воспроизводство функциональных и формальных сторон и прежде всего поддержание и укрепление иерархии. Последняя в науке лишь внешне имеет респектабельный академический вид, а по сути это обычная чиновничья «контора дяди Никанора», в которой старшие чиновники провозглашаются «крупными учёными», «членами» различных степеней. Как говаривал чеховский герой, а «заглянешь в душу — обыкновенный крокодил».