В 1967 г. лорд Маунтбеттен пытался уговорить научного советника правительства лорда Солли Цукермана и медиа-магната Сесила Кинга устроить переворот с целью свержения лейбористского правительства Гарольда Вильсона. Поводом были его собственные представления о том, что Вильсон тайно работает на Советский Союз.
Алиса Баттенберг — принцесса Греции, сестра Луиса и мать Филиппа — в 1928 г., после вынужденного бегства с супругом из Афин в Париж, сначала стала крайне религиозной, потом стала слышать послания с неба и объявила себя целительницей. В 1930 г. её впервые госпитализировали в берлинскую клинику-санаторий Эрнста Зиммеля, откуда она была выписана с диагнозом «шизофрения». Затем её пришлось «недобровольно отделить от семьи» и поместить ещё на два года в швейцарскую клинику Кройцлинген. Семейная жизнь с принцем Андреем на этом закончилась. В неустойчивой ремиссии она вернулась в Грецию, откуда захотела совершить поездку в Индию, где её охотно приняли ввиду её увлечения индийской философией. Но по прибытии в Индию она впала в возбуждённое состояние, которое она потом описала как «выход из телесной оболочки». Свои дни она закончила в Букингемском дворце, куда её поместили под надзор родственников и слуг.
Принц Филипп воспитывался преимущественно дядей Луисом, в связи с чем и принял фамилию Маунтбеттен. После войны в Японии Филипп увлёкся местным гуру по имени Окада Мокичи — в прошлом традиционным синтоистом, испытавшим «озарение» и создавшим затем собственную Церковь Всемирного Мессианства. Культ был построен на особых методах целительства. Уместно предположить, что Филипп испытывал какие-то неприятные ощущения, от которых с помощью Окады хотел избавиться.
Своего странноватого и дискордантного сына Чарльза принц Филипп отдал на попечение южноафриканского мистика Лоренса ван дер Поста, любителя африканской магии и ученика Юнга. На тот момент, когда ван дер Пост встретился с Юнгом, австрийский корифей окончательно ушёл в восточную мистику и перевёл Тибетскую книгу мёртвых. Ван дер Пост возил принца в Ассизи, чтобы тот подобно Франциску Ассизскому научился разговаривать с цветами.
Цветы, водоросли, насекомые и прочие представители дикой природы стали предметом узконаправленной заботы Филиппа. При этом он не прерывал связей с Окадой. Когда Филипп возглавил Всемирный фонд дикой природы (WWF), Mokichi Okada Association соучредила с WWF Ассоциацию религиозной консервации и финансировала форумы под председательством принца, на которых идеи ограничения народонаселения внушались иерархам различных церквей и приравненных к ним харизматических культов.
Принц Филипп известен своей замкнутостью, внешней суровостью, которая прерывается неуместными репликами и шутками, забавляющими только его самого. Из-за его рекомендации английским студентам в Китае «Смотрите, чтобы у вас не сузились глаза» Лондону пришлось официально приносить извинения Пекину. Не меньше шокировал публику его пассаж в интервью: «Если мне суждена реинкарнация, то я бы хотел прожить следующую жизнь в облике смертельного вируса».
Воинствующее мальтузианство Маунтбеттенов не является предметом стыда или даже смущения. Во-первых, родители Филиппа числятся в списке героев Холокоста за спасение во время войны еврейской семьи Коэнов. Во-вторых, сверхценная идея сокращения человеческой популяции вкупе с легализацией гомосексуальных браков находится в самом центре современного мирового идеологического мейнстрима.
10. Второе дно ревизионизма
Ключевые события середины XX века, предопределившие и распад СССР, и закат Европы, осмысляются российской аудиторией упрощённо и фрагментарно. Отчасти по той причине, что книжный рынок ориентируется на легко усвояемую и в то же время претендующую на сенсационность продукцию. Есть и другая причина — стойкий стереотип, сформированный валом мемуаров начала 1990-х гг., где стереотипное топтание на памяти И.В. Сталина соседствовало с идолизацией и мистификацией деятельности зарубежных спецслужб.
Этому спросу на легкоусвояемое идеально соответствует книга Стюарта Стивена «Операция «Раскол» (Operation Splinter Factor), изданная в Филадельфии в 1974 г. (21) и спустя 28 лет — «не прошло и полвека» — поданная в России как историческое откровение.
Э. Макаревич, автор предисловия к российскому изданию, объясняет «невнимание» к книге Стивена тем, что она была неудобна и Вашингтону, и Москве. Однако уместно предположить и другое: историки её проигнорировали ввиду поверхностности, а ангажированная пресса — из-за расхождения с конъюнктурой.
Вообще говоря, С. Стивен, по рождению Стефан Густав Кон (1935–2004) — слишком своеобразная и стигматизированная личность, чтобы служить надёжным историческим источником. Талантливый и энергичный редактор, невероятный болтун, анонсировавший собственные статьи под вымышленным именем «слушателя» по радио, дважды увольнялся со скандалами из правых британских газет в связи с публикацией заведомо ложных сенсаций, одна из которых была чистым заказным измышлением (подделка письма британского лорда), другая — перепечаткой статьи малолетнего сына консерватора Майкла Говарда, дискредитирующая Тони Блэра. Ещё один скандал был связан с публикацией версии о том, что Мартин Борман жив и прячется в Южной Америке.
Эксцентричному редактору многое прощалось за его обаяние и чистосердечное раскаяние после очередного разоблачения. Разоблачался он и буквально, продемонстрировав (с непонятной целью) своему коллеге по редакции, что он, хотя и еврей, не обрезан. Фактически он был евреем по отцу и немцем по матери, и это было источником его комплексов, которые, по словам его коллеги Питера Добби, подсознательно принуждали его постоянно доказывать свою «британскость» (в том числе игрой в крикет) и свою благодарность стране, которая приютила смешанную католическую семью его родителей. Во всех без исключения некрологах симпатия сочеталась с ироническим описанием психопатического поведения (22, 23, 24).
«Благодарность приютившей стране» в вышеназванной сенсационной книге выражается в том, что Стивен при анализе послевоенных чисток в Восточной Европы прибегает ко всем возможным ухищрениям, чтобы затушевать роль британских спецслужб: дело Ласло Райка в Венгрии, дело группы Сланского в ЧССР и опала Владислава Гомулки и Мариана Спыхальского в Польше изображались как результат единоличной разработки Аллена Даллеса с помощью его агента Иожефа Швятло и используемого втёмную двойного агента-неудачника Ноэля Филда.
Поверхностность, свойственная манере психопата-циклоида, состояла: а) в старании блеснуть новизной концепции (выгодной, впрочем, не только автору, но и МИ-6); б) в обилии белых пятен, делающей эту концепцию неубедительной. Лишь «на бегу», однократно, поясняя, что жертв всех трёх чисток подозревали в титоизме, автор вообще не рассматривает подоплеки отношений Москвы и Белграда в их динамике. Вообще не упоминается имя Моше Пьяде («шавки Тито», по определению Сталина), контакты с которым инкриминировались Сланскому и Клементису (25).
Никак не анализируются мотивы А.И. Микояна, предупредившего чехословацкий ЦК об опасности, грозящей Сланскому. «Повисает в воздухе» смысл процитированного письма Ракоши Готвальду, где ему заблаговременно предлагается принять меры к английским агентам в КГТЧ (называются глава МИД Владимир Клементис, его заместитель Артур Лондон, глава Госплана Людвиг Рейка, замминистра внешней торговли Эуген Лебл и секретарь КП Словакии Отто Шлинг). И наконец, упоминание в чешском процессе имени депутата Палаты общин от лейбористской партии Великобритании, полуфинна-полуамериканца Кони Зиллиакуса объясняется внутренней интригой в этой партии — хотя каким образом эта интрига встраивается в игру Даллеса, остаётся непонятным.
Точно так же остается непонятным внезапное освобождение Ноэля Филда и его брата. Прежде всего потому, что внешняя политика Хрущёва (точнее: Микояна — Хрущёва) представлена в книге как последовательное продолжение курса Сталина. А как тогда понять его попытку флирта с Тито?