Если «ленинградскую школу» дискредитировал А.Л. Эпштейн, то школу Снежневского дискредитировали Анатолий Болеславович Смулевич, Лев Лазаревич Рохлин и Александр Моисеевич Вейн. Все три профессора произвольно (то есть игнорируя параклинические методы исследований) втаскивали в рами шизофрении широкий круг хронических ипохондрических состояний, то есть таких расстройств, при которых больной испытывает неприятные, трудно описываемые ощущения в разных частях тела. При этом Смулевич и Рохлин помещали эти расстройства в рамки шизофрении, а Вейн и его школа — в рамки аффективных психозов, а конкретно — вялотекущих депрессий.

Два из этих трёх имён помещены авторами НПА в число заслуженных, выдающихся учеников Снежневского, то есть намеренно «обелены». По какой причине? Боюсь, что разгадка никакого отношения ни к психиатрии, ни вообще к медицине не имеет. Авторы видят заслугу Снежневского в том, что он привлекал себе в штат специалистов, «невзирая на анкетные данные». Иными словами, «клевретов» ругать возбраняется по причине «пятого пункта». Даже если эти «клевреты» в клинической практике, назначая нейролептики органикам-непсихотикам, не снимали, а обостряли болезненные симптомы.

Независимые психиатры и не подозревали, из какого угла на них обрушится уничтожающая критика. Приведенный выше пассаж о том, какое влияние оказало на Снежневского его онкологическое заболевание, глубоко возмутил Олега Григорьевича Виленского — ещё одного профессора с «анкетными данными», на тот момент преподававшего в Израиле.

Вот что написал Виленский (42), вступаясь за бывших московских коллег:

«По поводу биографии Снежневского А.В. на страницах Независимого психиатрического журнала (http://www.npar.ru/journal/2004/l/snezhnevski.php)

На страницах Независимого психиатрического журнала была недавно опубликована биография великого русского психиатра — академика Андрея Владимировича Снежневского. Общепризнано, что он был крупнейшим советским психиатром и одним из ведущих специалистов в мире. Между тем, эта заметка наряду с дежурными формальными комплиментами насыщена резко отрицательными выпадами в адрес великого психиатра. Конкретно, по пунктам.

1. Повторяется нелепое обвинение в адрес А.В. Снежневского, что он специально создал теоретическую концепцию, на основе которой группа диссидентов была, якобы, необоснованно помещена на принудительное лечение в психбольницу. Приводится навязший на зубах пример с генералом Григоренко…

2. Далее, Снежневского обвиняют в том, что он, в начале 50-х гг., якобы, разгромил и запретил концепцию «мозговой патологии» Гуревича М.О., Голант Р.Я. и Шмаръяна А.С. Не знаю, участвовал ли в этом академик, но сама по себе концепция «мозговой патологии», которую справедливо называли «мозговой мифологией», оказалась несостоятельной…

3. И, наконец, Снежневского обвиняют в том, что он, якобы, разгромил профессоров Чистовича А. С. и Эпштейна A.Л. и сжёг сборник трудов практических врачей Игренской психбольницы.

По сути. Профессора Чистович и Эпштейн выдвинули концепцию, согласно которой болезнь под названием «шизофрения» не существует, а все (абсолютно все!) психические расстройства связаны с «хронической инфекцией».

Профессор Чистович проповедовал свои идеи в Ленинграде, но не получил поддержки. Он провёл последние годы своей бренной жизни в НИИ психиатрии имени Бехтерева (на больничной койке). Профессор Эпштейн получил удобное поле для реализации своих идей — в Днепропетровской областной психиатрической больнице (Игрень), главный врач которой Зеленчук И.П. своим приказом запретил ставить больным диагноз «шизофрения», как компрометирующий их честь и достоинство. Профессор Эпштейн занялся на этой основе диагностической лечебной работой. В эти годы я жил и работал в Днепропетровске и знаю всё происходившее в деталях. «Диагностика» проф. Эпштейна исключала беседу с больным и сводилась лишь к перкуссии и аускультации головы, а лечение — к гигантским дозам антибиотиков (десятки миллионов единиц). Вся эта вакханалия продолжалась около 10 лет и только в 1959 году днепропетровский облздравотдел создал комиссию, куда вошли профессора терапевты, невропатологи и психиатры из Днепропетровского мединститута и Харьковского НИИ психиатрии, которая, изучив сотни историй болезни и обследовав сотни больных, дала резко отрицательную оценку всей этой «деятельности». Главврач Зеленчук и профессор Эпштейн были уволены. Кстати, профессор Эпштейн часто получал лечение в психбольнице, а главврач Зеленчук умер в доме престарелых для психохроников. Непонятно, каким образом днепропетровский облздравотдел мог действовать по приказу Снежневского? О сборнике трудов врачей больницы мне лично не известно, непонятно только, зачем его нужно было сжигать и откуда у автора статьи такая информация.

И ещё одно. В биографической заметке со злорадством говорится, что Снежневский скончался от рака лёгкого, а перед смертью — покаялся (в чём и перед кем?). Цинизм этого заявления не нуждается в комментариях.

Профессор О.Г. Виленский

Иерусалим, 2007».

К чести для Виленского следует признать, что для него «пятый пункт» не был предметом табу: белоруса Чистовича и еврея Эпштейна он красил в одинаковый уничижительный цвет. При этом в обоих случаях, отбрасывая деонтологию, подводил под уничижение медицинский фактор. То есть связывал «антишизофренизм» обоих профессоров с их собственными психотическими расстройствами.

Однако в этом медицинском аспекте, как говорят в Одессе, есть две большие разницы. Во-первых, если Эпштейн отличался странностями много лет, то Чистович был госпитализирован в старческом возрасте с отнюдь не эндогенной, а типично атеросклеротической клиникой. И не он один, а несколько профессоров — выдающихся психиатров и неврологов — окончили свои дни в клинике 3-го геронтологического отделения Института им. Бехтерева. Так как в те времена это было единственное специализированное геронтологическое отделение на весь Ленинград. На этом же отделении мучительно умирал бывший главный психиатр Ленинграда, один из создателей системы советской психиатрической помощи Георгий Викторович Зеневич. Умирал от уремической комы: его перевели в бессознательном состоянии из лёгочной клиники ВМА, где из-за неряшливости медсестры после инъекции у него развился абсцесс, который просмотрели.

Если же говорить о реальном бэкграунде полемики Чистовича, то нельзя не отметить, что он был военным психиатром, а инфекционные психозы во время и после войны действительно были реальностью, как и в 1920-е гг. А кроме того на его взгляды в области происхождения психозов оказал влияние авторитетный для него (и, к сожалению, не только для него) Иван Петрович Павлов. В «Записках старого психиатра» всё это изложено.

Во-вторых, психическими заболеваниями страдали не только «антишизофренисты». Доктор наук М., очень известная фигура в детской психиатрии, многократно стационировалась с острыми шизоаффективными приступами. Что не мешало ей диагностировать шизофрению решительнее и чаще, чем её ближайшим коллегам. Она считала, как и В.М. Воловик, что в случае с определением годности к военной службе лучше передиагностировать, чем недодиагностировать. Влиял ли на этот взгляд опыт её собственных переживаний? Если и влиял, то совсем не в ту сторону, которую Виленский приписывает Чистовичу, а наоборот.

Если мерить меркой Виленского «московскую школу», то противоположная крайность тоже окажется неоднородной. Л.Л. Рохлин и А.Б. Смулевич — абсолютно разные личности. Льву Лазаревичу избранная им тематика помогла сделать молниеносную карьеру: он тонко и рационально чувствовал конъюнктуру. Анатолий Болеславович был «клевретом» в силу других свойств. Чтобы избежать долгого описания, рекомендую читателю найти и сравнить его портрет с портретом Геннадия Эдуардовича Бурбулиса. Это один и тот же фенотип и психотип. Существует категория шизоидных личностей, предрасположенных к идеологическому начётничеству и к персональному прислуживанию одновременно. Когда на очередной научной конференции неподвижный, замкнутый, бледный, тощий и аскетически суровый Анатолий Болеславович оказывался рядом с пышущим здоровьем, широкогубым, рассказывающим анекдоты Григорием Яковлевичем Авруцким, не было лучшей иллюстрации к монографии Эрнста Кречмера «Строение тела и характер».